Владимир Васильев - Чужие миры [ Авт. сборник]
Глиняные склоны круто, почти отвесно обрывались вниз, и пришлось поискать место для спуска. Да и там ничего не оставалось, как сигать с высоты в три человеческих роста.
Первым прыгнул Боромир, с размаху врубился в плотные колючие заросли, шипя и вполголоса ругаясь. Пока спутники присоединились к нему, Непоседа схватился за меч и успел выкосить небольшую полянку.
Медленно двинулись вперед, расчищая дорогу. Солнце висело прямо над головами и заливало овраг резким безжалостным светом. Скоро нашелся и вход в пещеру — две гранитные глыбы, вросшие в одну из стен, да узкая щель между ними. Чертополох у входа разросся особенно буйно, выше людей. Когда его выкорчевали, взорам открылся темный лаз куда-то под землю; на камне у входа виднелся искусный барельеф: черт, полуприсев и чуть склонив рогатую голову набок, сжимал в руке длинный, несомненно, рубиновый меч. С кем он дрался, можно было лишь догадываться.
В кривой трещине у входа неровно торчал старый полуобуглившийся факел и некоторое время потратили, зажигая его.
Наконец огонек заплясал на смолистом дереве. Боромир кивком подозвал Яра, Вишену, обнажил меч и собрался первым войти в пещеру, но его задержал Тарус, сжимающий в опущенной руке факел.
— Стой, Боромир! Первым — огонь!
Непоседа пропустил его, и чародей медленно скрылся в расщелине. За ним след в след ступал Боромир. Вишена подтолкнул Яра, чтобы не шел последним, тоже обнажил меч и ушел вглубь.
Впереди пылал факел, но даже в его свете ясно виднелись горящие зеленые точки волшебных изумрудов.
Ход змеился в каменной толще, узкий и длинный. Наверху, в овраге, камня никто не видел, только глину, здесь же они попали в настоящее гранитное царство.
Наконец ход втек в небольшую овальную пещеру. На стенах Тарус приметил несколько факелов и немедля зажег их; сразу стало светлее.
В центре пещеры, на длинных тускло-серебристых цепях свешивалась с потолка массивная гранитная плита, отполированная до блеска; на ней стоял небольшой плоский ларчик, вырезанный из крупного синеватого самоцвета. Маленький и неприметный, он терялся на гладкой и обширной поверхности плиты.
А рядом, на полу, в драных полуистлевших одеждах, скорчились четыре человеческих скелета и один чужой, жуткий, незнакомый. Что это было за существо, не смог определить даже всезнайка Тарус.
Изумруды мечей продолжали беззвучную песнь зеленых искр и горели теперь еще ярче, чем у входа.
Яр храбро потянулся к ларцу, но Тарус мгновенно поймал его за шиворот.
— Куда? К ним хочешь? — указал он на скелеты. Яра передернуло.
Тарус долго рассматривал ларчик, потом щелкнул пальцами:
— Кинжалы!
Яр полез в сумку. Рубиновые клинки вновь соединились в короткий меч, но, послушные прикосновению магического перстня, тут же распались. Тарус аккуратно, словно боялся обжечься, взял один кинжал и склонился над ларцом. Рубин на гарде тотчас вспыхнул, и, вторя ему, усилили свечение изумруды на мечах. Чародей отшатнулся и попятился. Что-то ему мешало. Он потряс головой, вытянув вперед руку без кинжала.
— Яр! Ну-ка, ты! Видишь вон те углубления по углам ларца? Вложи в них по кинжалу. Да потише, без спешки!
Яр мягко, по-кошачьи, подобрался к плите.
— Цепей и камня не касайся! — предупредил Тарус. Тем временем Яр изловчился, один из кинжалов скользнул куда полагалось, войдя по самую гарду, и рубин чуть заметно ожил. В глубине его заструилось что-то похожее на слабый свет. Цепь на этом же углу плиты, глухо звякнув, разорвалась посредине, но плита даже не шелохнулась. Второй кинжал занял свое место, и свечение рубинов стало более ярким. С тем же звуком лопнула вторая цепь. Падая, она задела один из человеческих скелетов, и он распался в мельчайшую сероватую пыль.
Когда все четыре кинжала оказались где нужно, рубины пылали, как летний закат накануне ветреного дня. Все цепи лопнули, обрывки свешивались с неподвижной плиты и касались пола. Лишь один не доставал до пыльной поверхности, не хватало нескольких звеньев. Казалось, плита стоит теперь на диковинных ножках. Остатки цепей на своде пещеры слабо покачивались и жалобно поскрипывали.
Тарус хотел сказать Яру, что пора открывать ларец, но тот и сам догадался. Настороженно, с опаской, он коснулся перстнем ларца и отдернул руку.
Рубины ослепительно вспыхнули и погасли; теперь вместо них зыбким синеватым маревом засветился ларец. Сначала свечение разгоралось, потом стало тускнеть, и вдруг, слабо блеснув, в свете факелов, ларец растаял, обратился в ничто. В центре плиты на черном бархатном ложе покоились три рубиновых кинжала. Лежали они треугольником, лезвие к рукоятке, и были ослепительно чистыми, словно из начищенного серебра. А потом сверху на них с тихим мелодичным звоном упали четыре потемневших от земных скитаний кинжала-ключа, все рубины вспыхнули вновь, но горели недолго, ровно столько, чтобы люди успели заслонить глаза рукой и отступить.
Когда сияние угасло, на плите остался лежать длинный рубиновый меч, тускло отблескивая в дымном пламени факелов. Он был точной копией мечей Вишены и Боромира, с одной лишь разницей: вместо двух изумрудов гарду его украшал огромный рубин.
— Возьми его, Яр! Отныне он твой.
Голос Таруса повис в гулкой тишине пещеры.
Юноша решительно протянул руку, и пальцы его сомкнулись на рукоятке. Ладонь ощутила приятную тяжесть меча.
Боромир легонько толкнул Таруса, указывая на скелет чужака:
— Гляди, чародей!
Тарус присел. Вишена, до этого молча стоявший позади всех, всмотрелся и едва не вскрикнул: скелет был опоясан сгнившим кожаным ремнем с длинными ножнами. Яр вопросительно уставился на Таруса, по-прежнему вцепившись в меч.
— Мне взять это?
Тарус думал всего мгновение:
— Бери!
Яр сделал два маленьких шага и нагнулся. Ему вдруг стало не по себе — череп, похожий на собачий, только гораздо крупнее, щерился ему прямо в лицо, словно мертвец не хотел отдавать свою вещь. Но Яр пересилил себя и храбро взял ножны свободной рукой. Истлевший пояс не выдержал и расползся; скелет осел мелкой пылью, и лишь череп продолжал зло скалиться на людей.
— Уходим! — скомандовал Тарус, властно глянув на Вишену. Дважды повторять не пришлось, тот охотно отступил в ход, слишком уж здесь было неуютно.
Когда Тарус, последним из четверых, покинул пещеру, застывшая в центре плита с грохотом обрушилась на каменный пол, подняв облачко пыли и обратив в труху оставшиеся три скелета, но чародей даже не обернулся.
Солнечный свет ослепил их после долгого полумрака подземелья. Спутники ждали у входа, радостно зашумев, когда все четверо, целые и невредимые, выбрались из узкой расщелины. А в следующее мгновение все взгляды надолго скрестились на сверкающем мече.
